(no subject)

[old_bullfinch]

-Я замужем.

-Но разве меньше мужу
останется от прелести твоей,
когда её мне пригубить позволишь
ты этой ночью?

-Пригубить лишь,
будто о бочонке винном вы говорите…

-Нет, кувшине с прекраснейшими бёдрами,
полоской сужения, что талией зовётся,
и грудью подымающейся к ручкам,
и шеей нежной, и поющим горлом,
и в темноту зовущими устами
пьянящими.

-Кувшины не бездонны.

- Кто запретит напиться из колодца?
Какая речка поскупится влаги
Для одного куста? Какое море
Пожалеет воду для бедной чаши?
Разве океан вдруг обмельчает,
если окунётся в его волнах
томимый зноем путник?

-Не станет мельче он, но помутнеет…

-Как всякий водоём найдёт возможность
подмыться.

-Грубы стали речи.
Отдаться вам…

-Пожалуйста, не говори мне »вам»,
как будто есть тут сотни разорвать
желающие в клочья твоё тело.
Мы – это я стремящееся к точке
Твоих объятий! Что значит отдаться?
Отдать себя? Дающий искры кремень
мельчает и рачительный хозяин
его, конечно, лишний раз не тронет .
Местам же, что влекут к себе мужчину,
отнюдь не угрожает сила тренья.
Так что же ты теряешь?

-Только честь!

- Но честь не обитает меж ногами
Её достать оттуда я не властен,
И в этом смысле причинить убыток
Тебе я не смогу.

- Но это грех.

-Грешить умеют мысли. А плоть
она лишь платит по расписке
и этим самым искупает грех.
За искушенье духа, за соблазн,
В который вводит ум воображенье,
за учащённое сердцебиенье…
уходит плоть. И гасит все долги
И честь и честность нам порой диктуют,
Что наше тело жаждет наслажденья.
Солгали бы мы, отрицая это.
А ложь есть самый величайший грех.

-Не согрешу, не дам, и не отдамся,
не потеряю, так какой глагол
тебе милей?

-«Позволишь»
мне позволь зажечь огнь от огня
согреться солнцем, к вершинам
подниматься, падать в пропасть,
пить воздух гор и удивляться эху,
которое несёт ко мне обратно
бросаемые на ветра слова …
Позволишь, то есть собственною волей
Подаришь…

-Значит, всё-таки "подаришь"?

-Подаришь мне, обеднив себя.
Пожалуешь при том, приобретая,
и насыщая, жажду утолишь.

- Ты красноречью, видимо, учился
у рыбарей, что выплетают невод,
у браконьеров, ставящих капканы,
у мальчиков, готовящих силки.
Нельзя не оценить хитросплетений.

-Мои слова лишь знак того, что губы
готовы к совершенью боле важных
и более сейчас уместных дел.

-Ты хорошо целуешься, так долго и глубоко
высасывая душу и оставляя беззащитной грудь.

-Не крепость ты.

-И белый флаг пока
не поднимала. Зачем заколку снял?

-Чтоб длинный волос шелестел согласье.

-Нет, слишком смелы, стали твои руки,
а я соизволенье не давала.

-Его дают дрожащие колени
и щёки, что горят, предвосхищая
грядущие минуты содроганья.
Вот поясок развязан и летит
Дорогою в волшебный мир блаженства.
Растёгиваем пуговицы платья…

-Что делае…

-Пусть падёт мостом,
что делает возможным отступленье,
и перейдём затем рубеж белья.
Вот белый флаг, теперь за мною крепость,
на милость победителя сдана.

-Не надо, хватит…

-Раньше приказать
могла бы ты, теперь просить лишь можешь,
не требовать. Ещё через минуту
тебе разрешено будет молить.

-Пожалуйста, довольно, прекратите!

-Как бьётся сердце, я освобожу,
снимая лифчик, открываю клетку
и вижу, как вздымаются соски,
готовые для многих поцелуев.

-Я не хочу!

- «Он хочет»- вот закон,
спускаемый для женщины судьбою...
Зачем скрестила ноги, я не чёрт,
и этот крест меня не уничтожит,
и трусики тебе не сохранить-
последний форт средь общего паденья.
Так отпусти их, пусть слетят, задев
крылами пяточки, на край кровати
и глядят в разрезы, как дивно распускается
бутон, который они тщательно скрывали...
Готово! Как прекрасна ты нагая.
Ладонями красы не закрывай,
чрез них я слышу зов заветной щели,
ведущей в пробудившийся вулкан...Но, прежде
чем на этот холм взобраться,
я требую признанья, что покорна
моей ты воле.

-Я твоя теперь.
-Нет, громче и сильнее!

-Я рабыня
твоих желаний. Властвуй своенравно
над пойманной добычей. Что захочешь,
твори, сопротивления не будет,
на всё согласна, всё я позволяю,
мой господин

-Согласья и разрешенья
мне уже не нужно, я большего хочу.
Смелей!

-Мой повелитель,
подушки ягодиц дрожат в предверьи
прикосновенья пальцев. Стонут плечи
как два пустых ведра трясутся бёдра
и оголённые тобою груди
кричат: Согрей, наполни и накрой!
Хочу любить! Пусть ручеёк стыда
Впадает в шумный океан безумства
и, растворившись, больше не тревожит.
Я докажу готовность ободком
преглупых губ, что мучили упрямством
возьму вот эту флейту, пусть играет
язык, пытаясь смыть свою вину.

-Вот так, ещё, чуть глубже, чуть быстрее…
О музыка! Слюна – начало неги.
Адам взбесился, яблоко вкусив
в том месте, где попробовала Ева.
НО отпусти. Я гибну без движенья.
Довольно, говорю, черёд настал.

-Возьми меня, верней войди в меня,
а я копьём претвёрдым овладею,
упав на остриё…

(с) взято отсюда